Взлет. Самолеты, выстроившиеся в очередь к взлетной полосе, напоминают уродливых железных чаек, так искренее старающихся нравится поэтом. Они в этом не преуспели, лишь загрузили себя стаями угрюмых людей, снующих туда и обратно, из города в город, из столицы в столицу. Эти люди ни на мгновение не задумываются о том, насколько уникален и жив следующий в их расписании город. Думаете, им приходило в голову, допустим, что Париж дышит? Храмами, садами, росписями лепнин по фасадам старейших зданий. А могли ли они представить, что Москва высокомерна, хоть и стара? Великолепна, возвышена и не по годам резва. А про Лондон они думали? Город-грусть, город-сказка, дождливая столица мира. Навечно модернезированно застрявший в панк-роке 70-х.
Это самый красивый полет в моей жизни. Я вдруг подумал, что эти облака, разрезаемые бездушными железными крыльями, словно в 3D. Скажите мне, с каких пор мы начали сравнивать настоящее, живое чудо с объемными фильмами? Раньше ведь, приходя в кино, мы говорили: черт, так натурально, будто по-настоящему. Очерствели? Это влияние прогресса или цинизма? Электронный разум или время за монитором? Ставя разные термины на чаши весов, мы склонялись к живости, потому что боялись искусственного разума - он был неведом. А сейчас живость перетягивает лишь потому, что мы забыли простые вещи, потому что маленькие котята стали для нас чудом, а то, что проделывают маленькие машинки по нашему мановению - простой обыденностью.